Я скоро в буквальном смысле слова окажусь под землей, Эдуард.
Он посмотрел на меня долгим взглядом:
Ты обещала двадцать четыре часа прятаться. Не выходить ни по какой причине. Даже не выходить в главное здание Цирка, когда он открыт для публики. Оставаться внизу – и все.
Есть, капитан!
Анита, это не шутка.
Я оттянула бронежилет, надетый на платье. Он был мне велик, в нем было жарко и неудобно.
Если бы мне было смешно, я бы не надела вот этого.
Я тебе принесу какую-нибудь броню на твой размер, когда вернусь.
Поглядев в эти светло-голубые глаза, я увидела такое, чего там раньше не бывало. Эдуард тревожился.
Ты думаешь, что меня убьют?
Он не отвернулся, не моргнул, но в его лице я увидела такое, что лучше бы он отвернулся.
Завтра я приду с помощником.
Что за помощник?
Вроде меня.
Что это значит?
Он покачал головой:
Двадцать четыре часа – это значит, что ты прячешься до завтрашнего рассвета. Если мне повезет, я узнаю имя, и мы его ликвидируем. Пока меня не будет, веди себя поосторожнее.
Мне хотелось пошутить насчет его материнских наставлений девушке, но не получилось. Не могла я шутить, глядя в его серьезные глаза.
Буду.
Он кивнул:
– Закройте за мной.
Он вышел, и Джейсон закрыл за ним дверь, а потом прислонился к ней на секунду.
Отчего я так его боюсь?
Оттого что ты не дурак, – ответила я.
Спасибо на добром слове, – улыбнулся Джейсон.
Отведи меня вниз.
Нервничаешь?
Слушай, Джейсон, у меня была трудная ночь. Мне не до шуточек.
Он отвалился от двери и сказал:
– Иди вперед.
Я открыла дверь на каменную лестницу, ведущую вниз. Она была достаточно широка для двоих, даже можно было бы втиснуть и третьего, будто лестницу строили не для людей, а для тел пошире.
Джейсон с гулким звуком защелкнул дверь. Я вздрогнула. Он начал что-то говорить, но выражение моего лица заставило его остановиться. Мне не давали покоя прощальные слова Эдуарда. Не знай я его лучше, я бы сказала, что он боится. Нет, так не бывает.
Джейсон прошел вниз, вперед меня, утрируя походку, чтобы подчеркнуть виляние зада.
Можешь не выпендриваться, – сказала я ему.
А тебе не нравится этот вид? – Он прислонился к стене, заведя руки назад и обнажая грудь.
Я рассмеялась и прошла мимо, щелкнув его по рубашке ногтем. Она была твердая и жесткая, как панцирь жука.
Она действительно такая неудобная, как кажется?
Вполне удобная. Дамам в «Данс макабр» очень понравилась.
Да уж, – отозвалась я.
А я люблю флиртовать.
В самом деле?
Он рассмеялся.
Для женщины, которая не любит флиртовать, у тебя слишком много поклонников.
Именно потому, что я не флиртую.
Джейсон замолчал до самого поворота.
Ты хочешь сказать, что их манит вызов, трудность?
Что-то вроде этого.
Поворот лестницы не просматривался, а я терпеть не могу, когда не просматриваются повороты. Но на этот раз меня такая ситуация устраивала: я пришла сюда не убивать. Вампиры ведут себя куда более дружелюбно, если ты не пытаешься их убить.
Ричард уже здесь?
Пока нет. – Он оглянулся на меня. – Ты думаешь, это удачная мысль – свести их обоих в одном месте и в одно время?
Абсолютно неудачная, – уверенно сказала я.
Что ж, по крайней мере, в этом мы с тобой согласны.
Дверь внизу лестницы была окована железом и сделана из тяжелого темного дуба. Она была похожа на портал, ведущий в другое время – когда подземелья были высшим шиком, рыцари спасали дам или устраивали небольшую бойню крестьянам, и никто ничего против не имел – кроме разве что крестьян.
Джейсон вынул из кармана штанов ключ, отпер дверь и толкнул ее. Она бесшумно повернулась на смазанных петлях.
С каких это пор у тебя свой ключ? – спросила я.
Я теперь здесь живу.
А колледж?
Он пожал плечами:
Мне это теперь не кажется важным.
Собираешься всю жизнь прожить комнатным волком у Жан-Клода?
Мне моя жизнь нравится.
Я покачала головой.
Не понимаю. Я изо всех сил отбиваюсь, чтобы от него не зависеть, а ты просто на все плюнул. Не понимаю и не могу понять.
У тебя есть диплом колледжа? – спросил он.
Есть.
А у меня нету. Но мы с тобой сейчас оба в одной и той же норе.
Тут он был прав.
Джейсон пригласил меня пройти в дверь с низким эффектным поклоном, на котором просто было написано: «Подражание Жан-Клоду». У Жан-Клода этот жест получался куртуазным и настоящим, у Джейсона – чисто пародийным.
Дверь вела в гостиную Жан-Клода. Потолок терялся в темноте, но свисающие черные с белым шелковые драпри образовывали матерчатые стены с трех сторон. Четвертая сторона была из голого камня, выкрашенная в белый цвет. Камин из белого камня казался настоящим, но я знала, что это не так. Белый мрамор каминной полки пронизывали черные жилки, решетку скрывал серебряный экран. Четыре серебристо-черных кресла стояли вокруг кофейного столика из дерева и стекла. Из стоящей на столе вазы возносились черные тюльпаны. Высокие каблуки моих туфель ушли в толстый черный ковер.
В комнате появилась еще одна новая вещь, которая заставила меня остановиться. Картина над камином. Трое, одетые в костюмы семнадцатого века. Женщина в серебристом платье, с квадратным лифом, каштановые волосы завиты в аккуратные локоны. В руке она небрежно держит розу. Рядом с ней – мужчина, высокий и худощавый, с темно-золотыми волосами, завивающимися кольцами ниже плеч. У него – усы, ван-дейковская бородка настолько темно-золотого цвета, что он переходит в каштановый. На нем – мягкая широкополая шляпа с пером, одежда – белая с золотом. Но подошла я к картине из-за второго мужчины.