Джейсон глядел на него, выкатив глаза почти до белков.
Маркус так не делает.
Потому что не может, – ответил Ричард. – А я могу. Питайся моей кровью. Это мое извинение и сила моя. И никогда больше не становись на моей дороге.
В воздухе скопилось столько силы, что трудно стало дышать.
Джейсон встал на колени и приложил губы к ране, сперва осторожно, будто боясь, что его оттолкнут или ударят. Когда Ричард ничего не сказал, Джейсон прижался ртом к ране и стал пить. Шевелились желваки на скулах, ходил кадык на горле. Одну руку он просунул Ричарду за спину, другую положил на плечо.
Я обошла вокруг, чтобы видеть лицо Ричарда. Глаза у него были закрыты, лицо спокойно. Наверное, он почувствовал, что я смотрю, потому что открыл глаза. В них была злость – частично на меня тоже. Он злился не только потому, что должен был убить Маркуса – еще и потому, что отдавал кусочки своей человеческой сути. Я этого не понимала раньше. Теперь поняла.
Ричард тронул Джейсона за плечо.
Хватит.
Но Джейсон только прижался к ране крепче, как сосущий щенок. Ричард оторвал его от своей шеи. Вокруг раны уже налился синяк.
Джейсон лег на спину, наполовину на руках у Ричарда, облизывая губы, подбирая последние капли. Он хихикнул и откатился прочь, встал на полу на колени, потерся лицом о ногу Ричарда.
Я никогда ничего подобного не испытывал. Маркус не умеет так делиться силой. Кто-нибудь в стае знает, что ты умеешь?
Скажи им, – ответил Ричард. – Всем скажи.
Ты действительно собираешься убить Маркуса? – спросила я.
Если он не даст мне другого выбора – да. Теперь иди, Джейсон, тебя ждет твой другой хозяин.
Джейсон встал, чуть не упал. Но сумел сохранить равновесие, стал потирать руки и ноги, будто купался в чем-то, мне невидимом. Может быть, это была теплая пушистая сила, в которую он пытался завернуться. И он снова рассмеялся.
Если будешь так меня кормить, швыряй меня в стену, когда захочешь.
Пошел вон, – сказал Ричард.
Джейсон вышел вон.
Ричард все еще сидел на полу. Он посмотрел на меня.
Теперь ты понимаешь, почему я не хотел этого делать?
Да, – сказала я.
Может быть, если Маркус узнает, что я умею делиться кровью, силой, он отступит.
Ты все еще надеешься его не убивать, – сказала я.
Дело не только в убийстве, Анита. К нему еще многое прилагается. То, что я сейчас сделал с Джейсоном. Сотня еще всяких вещей, и все они не слишком человеческие.
Он поглядел на меня, и в карих глазах была скорбь, которой раньше я там не видела.
И вдруг я поняла.
Это же не только убийство? Раз ты взял стаю кровью и силой, тебе придется дальше держать ее кровью и силой?
Вот именно. Если бы я мог как-то изгнать Маркуса, если бы мог заставить его отступить, тогда была бы свобода маневра, чтобы действовать по-другому. – Он подошел ко мне, его лицо светилось энтузиазмом. – Я от половины стаи добился поддержки или хотя бы нейтралитета. Они уже не поддерживают Маркуса. Никто никогда не раскалывал стаю без нескольких смертей.
А почему вам не разделиться на две стаи?
Ричард покачал головой:
Маркус никогда этого не допустит. Вожак стаи получает дань от каждого ее члена. Раскол уменьшит не только его власть, но и богатство.
А ты получаешь от них деньги? – спросила я. – Все пока что платят Маркусу. Мне эти деньги не нужны, и это еще один пункт для споров. Я считаю, что дань следует отменить.
Я видела свет в его лице, его мечты, его планы. Он строил власть на честности и бойскаутских добродетелях – и это с тварями, которые могут перервать тебе горло исожрать. Он верил, что у него получится. Глядя в его воодушевленное мужественное лицо, я тоже верила – почти.
Я думала, что ты мог бы убить Маркуса, и на этом бы все кончилось. Но ведь не кончится?
Райна постарается, чтобы меня вызывали и вызывали. Разве что я смогу внушить им страх перед собой.
Пока жива Райна, она будет тебе вредить.
Я не знаю, что делать с Райной.
Я могла бы ее убить, – сказала я.
Снова то же выражение боли у него на лице.
Шучу, – сказала я.
Не совсем шутка. Ричард бы не согласился с этой практичностью, но если он хочет избавиться от постоянной опасности, Райна должна умереть. Бессердечно, но правда.
О чем ты думаешь, Анита?
О том, что ты мог быть прав, а мы все – нет.
В чем?
Может быть, ты не должен убивать Маркуса.
Ричард вытаращил глаза:
Я думал, вы все на меня злитесь за то, что я его не убиваю.
Не за то. За то, что ты, не убивая Маркуса, подвергаешь опасности всех остальных.
Ричард покачал головой:
Не вижу разницы.
Разница в том, что убийство – это лишь средство положить конец чему-то, но не конец само по себе. Я хочу, чтобы ты был жив, чтобы Маркуса не было, чтобы члены стаи пошли за тобой мирно. Я не хочу, чтобы ты пытал стаю ради сохранения места вожака. Если всего этого можно добиться, никого не убивая, я за. Я просто не вижу варианта, который позволит избежать убийства. Но если ты его найдешь, я тебя поддержу.
Он всмотрелся в мое лицо:
Теперь ты говоришь, что думаешь, будто я не должен убивать?
Ага.
Он рассмеялся, но скорее саркастически, чем весело.
Просто не знаю, то ли обнять тебя, то ли заорать на тебя благим матом.
Я на многих так действую. Послушай, когда мы приехали выручать Стивена, ты должен был прихватить с собой сколько-нибудь народу. Появиться, так сказать, с позиции силы, имея за спиной трех-четырех своих лейтенантов. Компромиссное решение между позой Ланселота Озерного и сутью Влада На-Кол-Сажателя.
Ричард сел на край кровати.
Умение делиться силой через кровь – редкая способность. Она производит впечатление, но этого мало. Нужно что-то по-настоящему пугающее, чтобы Райна с Маркусом отступились. Я силен, Анита, по-настоящему силен. – Он это сказал, констатируя факт – без всякой гордости или рисовки. – Но это не тот род силы.